Неточные совпадения
— Ну, про это единомыслие еще
другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего — что ж, Долли, это не
секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к
другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство;
секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.
— Мы ошвартовались у дамбы, — сказал он. — Пантен послал узнать, что вы хотите. Он занят: на него напали там какие-то люди с трубами, барабанами и
другими скрипками. Вы звали их на «
Секрет»? Пантен просит вас прийти, говорит, у него туман в голове.
Ну, милый
друг, с тобой не надобно газет,
Пойду-ка я, расправлю крылья,
У всех повыспрошу; однако — чур! —
секрет.
—
Друг мой, не претендуй, что она мне открыла твои
секреты, — обратился он ко мне, — к тому же она с добрым намерением — просто матери захотелось похвалиться чувствами сына. Но поверь, я бы и без того угадал, что ты капиталист. Все
секреты твои на твоем честном лице написаны. У него «своя идея», Татьяна Павловна, я вам говорил.
— Это он только говорил; у него про себя есть
другой секрет. А не правда ли, что письмо свое он ужасно смешно написал?
Нет, пока не открыт
секрет, для меня существуют две правды: одна тамошняя, ихняя, мне пока совсем неизвестная, а
другая моя.
Только… кажется мне… нет тут Катерины Ивановны и в помине, а это про
другое про что-нибудь этот
секрет.
— Я буду рассказывать очень коротко, — сказала Вера Павловна: — начинается с меня; когда дойдет очередь до
других, пусть они рассказывают. Но я предупреждаю вас, в конце моей истории есть
секреты.
—
Друг мой, дайте же, я возьму ваш узелок, ведь теперь он уж не
секрет.
Передняя и девичья составляли единственное живое удовольствие, которое у меня оставалось. Тут мне было совершенное раздолье, я брал партию одних против
других, судил и рядил вместе с моими приятелями их дела, знал все их
секреты и никогда не проболтался в гостиной о тайнах передней.
— Да что у вас за
секреты, — говорит ему секретарь, — помилуйте, точно любовную записку подаете, ну, серенькая, тем лучше, пусть
другие просители видят, это их поощрит, когда они узнают, что двести рублей я взял, да зато дело обделал.
— Мне этот
секрет Венька-портной открыл. «Сделайте, говорит: вот увидите, что маменька совсем
другие к вам будут!» А что, ежели она вдруг… «Степа, — скажет, — поди ко мне, сын мой любезный! вот тебе Бубново с деревнями…» Да деньжищ малую толику отсыплет: катайся, каналья, как сыр в масле!
Владимиров, как и
другие бездомовники, проводившие ночи на Тверском бульваре, знал
секрет путешествий Козлова.
Весь
секрет заключался в том, что Карачунский никогда не стонал, что завален работой по горло, как это делают все
другие, потом он умел распорядиться своим временем и, главное, всегда имел такой беспечный, улыбающийся вид.
Никитич сторожил фабрику совершенно добровольно, как добровольно Петр Елисеич каждое утро делал свой обход, — оба отлично понимали
друг друга. Однажды Никитич сообщил по
секрету удивительную вещь.
— Нельзя. Удодов пытал останавливать, даже грозил, да ничего не поделаешь. Сначала пообещают молчать, а через час не выдержат — и выболтают. По
секрету, разумеется. Тому по
секрету,
другому по
секрету — ан оно и выходит, словно в газетах напечатано. Вот и я вам тоже по
секрету.
С
другой стороны, и Тебеньков не дремал, но тоже по
секрету представил князю Ивану Семенычу проект циркуляра, о котором тоже сообщил только мне.
Они легли рядом на траву ногами к голове и потом зацепили
друг друга ногой в ногу;
секрет борьбы заключался в том, чтобы давить скрюченной ногой ногу противника до тех пор, пока тот не встанет на голову.
Бобров. Ничего тут нет удивительного, Марья Гавриловна. Я вам вот что скажу — это, впрочем, по секрету-с — я вот дал себе обещание, какова пора пи мера, выйти в люди-с. У меня на этот предмет и план свой есть. Так оно и выходит, что жена в евдаком деле только лишнее бревно-с. А любить нам
друг друга никто не препятствует, было бы на то ваше желание. (Подумавши.) А я, Машенька, хотел вам что-то сказать.
Вот придет весна, распустятся аллеи в институтском саду; мы будем вместе с вами ходить в сад во время классов, станем разговаривать, сообщать
друг другу свои
секреты…
Липочка. Что мне до ваших кошек! Мне мужа надобно! Что это такое! Страм встречаться с знакомыми; в целой Москве не могли выбрать жениха — всё
другим да
другим. Кого не заденет за живое: все подруги с мужьями давно, а я словно сирота какая! Отыскался вот один, так и тому отказали. Слышите, найдите мне жениха, беспременно найдите!.. Вперед вам говорю, беспременно сыщите, а то для вас же будет хуже: нарочно, вам назло, по
секрету заведу обожателя, с гусаром убегу, да и обвенчаемся потихоньку.
Хочется юнкеру сказать и еще кое о чем, более нежном, более интимном; ведь на то и дружба, чтобы поверять
друг другу сердечные
секреты.
Закончил он о Ставрогине, тоже спеша и без спросу, видимо нарочным намеком, что тот чуть ли не чрезвычайно важная птица, но что в этом какой-то
секрет; что проживал он у нас, так сказать, incognito, что он с поручениями и что очень возможно, что и опять пожалует к нам из Петербурга (Лямшин уверен был, что Ставрогин в Петербурге), но только уже совершенно в
другом виде и в
другой обстановке и в свите таких лиц, о которых, может быть, скоро и у нас услышат, и что всё это он слышал от Петра Степановича, «тайного врага Николая Всеволодовича».
Он не раз пробуждал своего десяти — или одиннадцатилетнего
друга ночью, единственно чтоб излить пред ним в слезах свои оскорбленные чувства или открыть ему какой-нибудь домашний
секрет, не замечая, что это совсем уже непозволительно.
«
Друг мой, — говорил мне Степан Трофимович через две недели, под величайшим
секретом, —
друг мой, я открыл ужасную для меня… новость: je suis un простой приживальщик, et rien de plusl Mais r-r-rien de plus!» [я всего лишь простой приживальщик, и ничего больше!
— Да и
другое! — продолжала с упорством Юлия Матвеевна. — Для вас, разумеется, не
секрет, что Валерьян очень дурной человек, и я бы никакой матери не посоветовала выдать за него не только дочери своей, но даже горничной.
Секрет, конечно, не особенно мудрый, вроде мешков, наполненных песком, которым предоставлялось взаимно
друг друга уравновешивать.
— То-то, батюшка! Коли я шут, так и
другой кто-нибудь тут! А вы меня уважайте: я еще не такой подлец, как вы думаете. Оно, впрочем, пожалуй, и шут. Я — раб, моя жена — рабыня, к тому же, польсти, польсти! вот оно что: все-таки что-нибудь выиграешь, хоть ребятишкам на молочишко. Сахару, сахару-то побольше во все подсыпайте, так оно и здоровее будет. Это я вам, батюшка, по
секрету говорю; может, и вам понадобится. Фортуна заела, благодетель, оттого я и шут.
Скажу по
секрету, мы уже давно очень хорошо поняли, что речь пойдет не о ком
другом, а именно об нас, и лишь по малодушию скрывали это не только от
других, но и от самих себя.
В ответ на это Быстрицын усмехнулся и посмотрел на меня так мило и так любовно, что я не удержался и обнял его. Обнявшись, мы долго ходили по комнатам моей квартиры и всё мечтали. Мечтали о всеобщем возрождении, о золотом веке, о «курице в супе» Генриха IV, и, кажется, дошли даже до того, что по
секрету шепнули
друг другу фразу: а chacun selon ses besoins. [Каждому по его потребностям (фр.).]
Наступила эпоха обедов и балов. Надежда Петровна все крепилась и не спускала глаз с портрета старого помпадура. В городе стали рассказывать
друг другу по
секрету, что она надела на себя вериги.
Татьяна Степановна, несколько романическая девица, любившая брата больше, чем
другие сестры, слушала его с участием и, наконец, так увлеклась, что открыла ему весь
секрет: семья знала уже об его любви и смотрела на нее неблагоприятно.
Мне пришлось собираться среди матросов, а потому мы взаимно мешали
друг другу. В тесном кубрике среди раскрытых сундуков едва было где повернуться. Больт взял взаймы у Перлина, Чеккер — у Смита. Они считали деньги и брились наспех, пеня лицо куском мыла. Кто зашнуровывал ботинки, кто считал деньги. Больт поздравил меня с прибытием, и я, отозвав его, дал ему пять золотых на всех. Он сжал мою руку, подмигнул, обещал удивить товарищей громким заказом в гостинице и лишь после того открыть, в чем
секрет.
— Вò нашел о чем толковать! — сказал Лукашка, видимо думая о
другом: — дряни-то! Добро бы из станицы на ночь выгонял, обидно бы было. Там погуляешь, а тут что? Что на кордоне, что в
секрете, всё одно. Эка ты!..
Для этого нужно мне приехать в Петербург — шепнуть маклеру, что вот, мол, хочу я продать тысяч на триста акций, «только, мол, ради бога, это между нами, уж лучше я вам заплачу хороший куртаж, только молчите…» Потом
другому и третьему шепнуть то же самое по
секрету, и акции мгновенно падают на несколько десятков рублей.
Жарь! — вот извечный
секрет непочатых, но уже припахивающих тлением людей,
секрет, в котором замыкается и идея возмездия, и идея поучения. Всех жарь, а в том числе и их, прохвостов, ибо они и своей собственной шкуры не жалеют. Что такое шкура! одну спустишь — нарастет
другая! Эта уверенность до такой степени окрыляет их, что они подставляют свои спины почти играючи…
Гаврило. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте… Вот скажи она мне: пляши, Гаврило, — я плясать, поди в омут — я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи мне, Вася, какой это такой
секрет, что одного парня девушки могут любить, а
другого ни за что на свете?
Уходить поздно. Надо находить
другой выход. Зная диспозицию нападения врага, вмиг соображаю и успокаиваюсь: первое дело следить за Дылдой и во что бы то ни стало не дать потушить лампу: «темная» не удастся, при огне не решатся. Болдоха носит бороду — значит, трусит. Когда Болдоха меня узнает, я скажу ему, что узнал Безухого, открою
секрет его шапки — и кампания выиграна. А пока буду следить за каждым, кто из чужих полезет к столу, чтобы сорвать лампу. Главное — за Дылдой.
Вечерами, когда он сидел в большой комнате почти один и вспоминал впечатления дня, — всё ему казалось лишним, ненастоящим, всё было непонятно. Казалось — все знают, что надо жить тихо, беззлобно, но никто почему-то не хочет сказать людям
секрет иной жизни, все не доверяют
друг другу, лгут и вызывают на ложь. Было ясно общее раздражение на жизнь, все жаловались на тяжесть её, каждый смотрел на
другого, как на опасного врага своего, и у каждого недовольство жизнью боролось с недоверием к людям.
Какой-нибудь незначащий человек не мог быть
другом страстного любителя науки Семенова, и с ним наверное не пересылался бы письмами Журавский, освободительные идеи которого, впоследствии неуспешно приложенные им в имениях графа Перовского, хотя и держались в
секрете, но были немножко известны княгине.
Сколько раз они умоляли меня (разумеется, каждая с глазу на глаз и по
секрету от
другой) дозволить им"походить"за мной, а ежели не им, то вот хоть Фофочке или Лелечке.
— А вот ты и узнал теперь мой
секрет! Я ведь говорил, что надо дверь за-пи-рать. Ну, мой
друг, ты должен не-мед-ленно дать мне свое честное сло-во, что не воспользуешься моим
секретом и никому не скажешь, что у меня волосы нак-лад-ные.
На
другой день поутру Евсеич шепнул мне по
секрету: «Григорий Иваныч едет с нами в Аксаково, только не велел вам сказывать».
Сусанна. Ну, вот еще! Ах, дядя! Кого я здесь знаю, кому мне выдавать вас! Да хоть бы и знала, так разве я такая?.. Вот уж я не сплетница-то… Я все держу в
секрете и про себя, и про
других. Мне только самой посмеяться, больше ничего.
— Говори, мой
друг, ты знаешь, как я тебя полюбил, — заговорил дядюшка, видимо очень довольный и тем, что есть
секрет, и что
секрет постыдный, и что
секрет этот ему сообщат, и что он может быть полезен.
«Зачем же это он
других в
секрет замешал? — подумал герой наш.
Заговор может быть пущен даже по ветру, следовательно от него нет защиты и лекарства надобно искать у
другого колдуна; но если ружье испорчено тем, что внутренность его была вымазана каким-нибудь секретным составом (в существовании таких
секретов никто не сомневается), от которого ружье стало бить слабо, то к исправлению этой беды считается верным средством змеиная кровь, которою вымазывают внутренность ружейного Ствола и дают крови засохнуть.
Я не верил, чтоб так бывало с
другими, и потому всю жизнь таил это про себя как
секрет.
Есть и такие, которые он и
друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под
секретом.